История топ-менеджера, который ушел из правительства Москвы, чтобы заниматься любимым делом – развивать парусный спорт в России с Владимиром Николаевичем Силкиным – о том, как строили БАМ, как он сменил сначала науку на корпоративную среду и как сегодня стать чемпионом мира по парусному спорту.

История топ-менеджера, который ушел из правительства Москвы, чтобы заниматься любимым делом – развивать парусный спорт в России с Владимиром Николаевичем Силкиным – о том, как строили БАМ, как он сменил сначала науку на корпоративную среду и как сегодня стать чемпионом мира по парусному спорту.

Владимир Николаевич, кем Вы хотели в детстве стать?

В моем детстве все хотели быть летчиками – и я хотел, но мне не удалось.

А в школе как учились?

Четыре–пять, да. У меня было, в итоге, по-моему, две четверки, остальные пятерки.

А свободное время как проводили?

Сначала я занимался вольной борьбой, а потом на одной из тренировок меня неудачно положили, и начались проблемы с ключицей. Мне сказали, что надо отдыхать, как минимум год.

Потом за компанию с приятелем пошел на смотр в  бесплатную волейбольную группу и меня взяли, а его нет.

Я там года три точно занимался – выступал за сборную республики, а потом уехал из любимого города Грозного, в не менее любимый – Москву.

Зачем уехали?

Поступать в Ейское летное училище, но меня по зрению не приняли. По этой же причине не попал в МАИ.

Я очень любил в детстве читать и т.к. родители не разрешали много читать, особенно когда темно, я, чтобы они не расстраивались, залезал под одеяло, включал фонарик…

Ваша мечта о летном рухнула и что дальше?

Я  вернулся в родной город и пошел работать слесарем на Грозненский нефтехимический завод.  Потом — армия. Сначала учебка в Ростовской области, а затем – регулярные войска. Наш полк находился прямо на берегу Черного моря. Утром зарядка на море, правда такая, в кирзовых сапогах, но хотя бы запах.

После армии, как говорится за компанию, поступил в Московский институт инженеров транспорта на инженера. ВУЗ тогда входил в пятерку крупнейших. А так как мне не сильно  была близка идея железных дорог, поэтому я выбрал факультет «Автоматика и телемеханика в промышленности». Его и закончил.

Не жалеете? Полезно было обучение?

Абсолютно не жалею, потому что, во-первых, реально, очень сильный вуз. И коллектив отличный, и группа была хорошая, хотя я там был старше всех на три года. Но как старосте группы мне поручили, чтобы я за молодежью смотрел. Опять же там я играл в волейбол за команду института. Приятно вспомнить.Вообще, студенческие годы – это всегда самые счастливые годы.

А потом мы каждое лето в составе стройотряда ездили строить БАМ. Это была романтика – красиво, тайга. Мы работали на укладке путей на так называемых шпалоподбойках. После нее ложку нельзя взять -опухают все пальцы. Но это было весело.

На третий год я уже был там комиссаром отряда, на четвертый – командиром отряда. А потом, уже так получилось, что я был после института назначен командиром вузовского стройотряда и одновременно стал «зам секретаря комитета комсомола».

Карьера пошла в гору…

По трудовому воспитанию, да. Отряд был большой – 5 000 бойцов работали на БАМе. Нам даже доверили торжественную часть, когда соединялись эти пути эти, БАМовские. Поэтому я раз в 5 лет, когда оказываюсь в тех краях, все равно вспоминаю. Много было приятного и в то же время трудного. Потому что там климат сложный, особенно в августе месяце – днём +40, а ночью от –3 до –5.

А жили Вы где?

Те, кто нас принимал, нам выдавали палатки с отоплением около ЛЭП, чтобы можно провести электричество, и какая-то дорога была. Все там вырубали, ставили палатки, кухню, мастерили из дерева столовую, лавки делали. То есть фактически из подручного материала. Романтика, красиво было. У нас за это время не меньше десяти семей родилось.

Очень много друзей осталось с тех времен.

Вы сейчас с ними общаетесь?

И общаемся, и встречаемся. Это такая история, которая проверяет на крепость любого человека. Потому что, во-первых, непростые условия жизни, плюс мошкара, от которой спастись некуда.

А потом случилась большая трагедия — в 1985 году у нас погибло девять человек, потому что там были и очень узкие,  вырубленные вдоль скал, дороги. И у машины лопнула рессора и она улетела в пропасть. Я полетел туда, занимался похоронами, встречался со всеми родителями – это был жуткий стресс. Я просто не смог больше после этого там работать.

И чем занялись тогда?

Вернулся на кафедру, ушел в аспирантуру – преподавал, писал диссертацию. Потом в 90-м году, как раз последний год Советского Союза, я защитил диссертацию и думал спокойно, что буду заниматься наукой.

На какую тему у Вас была диссертация, помните?

Усиление систем электроснабжения железных дорог с использованием элементов реактивной мощности. Было сложно, но интересно – мы проводили эксперименты в Красноярском крае.  По-моему, до сих пор многие наши элементы используются в электропоездах, в системах усиления и так далее. А потом началась перестройка и меня совершенно случайно выдвинули в депутаты районного собрания.

Я пытался сопротивляться, но мне сказали: «У нас есть разнарядка – должен быть молодой ученый, преподаватель». Так у меня закончилась, работа в ВУЗе и началась политическая карьера.

Сначала – депутат, потом пригласили в префектуру работать, затем Юрий Михайлович пригласил к себе и сказал, что нужно идти работать в правительство. Дальше департамент имущества, комплекс имущества земельного и много-много таких всяких больших объемных задач – порядка двух тысяч предприятий находились в ведении департамента.

А в чем заключалась Ваша работа?

Мы, как собственники, должны были организовывать управление всем этим. Плюс акционирование, приватизация, система KPI, система стимулирования.

И как – удавалось Вам вводить все это? Не было каких-то препонов больших?

Мы-то вводили, другое дело, что это очень тяжело внедрялось, по той причине, что менеджеры крайне были не заинтересованы в том, чтобы какая-то была система, чтобы они выстраивали годовые, трехлетние планы, утверждали ключевые показатели эффективности, и чтобы у них зарплата зависела от этих показателей. Чтобы они еще и отчитывались за это.

Это была такая постоянная борьба. Но это была очень интересная работа. Это совершенно колоссальный опыт – причем опыт во всех областях промышленности, начиная от авиационных, автомобильных, сталелитейных компаний, автомобильной промышленности. Мы, к примеру, с Рено создавали первую компания по производству Рено в Москве.

Заканчивая ритуалом, похоронными услугами, совхозами в Калужской области или в Карачаево-Черкесии, крупнейшим оводчеводческим совхозом. Плюс оздоровительный лагерь «Камча», который мы строили с нуля в Болгарии. Это надо было разобраться, понять, как это все делается. Плюс, конечно, это очень важно – люди, система управления, правильный подбор людей. Много чего интересного.

А как в яхтенный спорт Вы прошли?

После той трагедии с ребятами на БАМе. Тогда мне друзья сказали: «Тебе нужно как-то уйти от этой проблемы, переключиться». Во всех московских ВУЗах, особенно в крупных, были свои небольшие яхт-клубы. Все вузы имели в Подмосковье базы отдыха. Это такая была социалистическая идеология.

Для меня это было что-то из того мира, что где-то есть яхт-клуб, что можно туда приехать и походить на яхте. Это казалось фантастикой какой-то. Это был 1985 год. Целый месяц меня учили ходить под парусом, чтобы немножко переключился от всей этой истории. Тогда первый раз встретил и полюбил навсегда.

Потом я два-три раза за лето выходил на яхте с друзьями. У нас был хороший экипаж. И потом, когда ушел уже в правительство Москвы, просто физически времени не было.

А как вернулись в эту тему?

Года через три, как я работал в правительстве зам мэра, ко мне обратился председатель Москомспорта, и говорит: «Слушай, у нас в парусной Федерации конфликт большой, а ты же любишь парус, мы тебя просим на общественных началах стать Президентом Федерации парусного спорта Москвы». Так меня в итоге и избрали президентом Федерации. И я опять вернулся под парус.

Я стал заниматься разными проектами развития паруса в Москве, соревнованиями. Мы придумали кубок Федерации. Плюс строили большую базу в Хлебниково. Это самая лучшая школа с точки зрения оснащения, технологий. Шикарная совершенно, с хорошим большим флотом. Мы там проводили чемпионат мира среди юношей и девушек на Клязьминском водохранилище. Такая, очень позитивная работа была, потому что когда ты что-нибудь строишь, создаешь – это всегда позитивные эмоции.

Параллельно я сам стал иногда выходить на воду. Плюс появился новый круг общения с парусниками, а тогда как раз появилась инициативная группа в Пирогово, которые создали курорт «Пирогово». Потом, они создали яхт-клуб, это Саша Ежков и Артём Кузнецов, которые занялись возрождением парусного спорта, когда был его жуткий упадок в России и в Москве.

То есть фактически все институтские базы были приватизированы, вместо яхт-клубов появились стоянки для моторных лодок. Фактически парусов вообще не было на водохранилище. А появились ребята, которые стали парус возрождать. И начали они возрождение с класса Дракон. Такой королевский класс, старинный, ему лет восемьдесят пять, наверное. Это действительно считается такой благородный королевский класс. В Советском Союзе было больше 1 000 Драконов, а в 90-х годах не было ни одного фактически. То есть все было уничтожено, потому что они деревянные и требуют уход.

И вот эти ребята загорелись идеей возродить класс Дракон. Они все очень инициативные, креативные, объединили вокруг себя любителей, которые присоединились к этому. Через года два, наверное, было уже лодок десять в Пирогово.

Через года четыре, российские яхтсмены, уже лодок двадцать, участвовали в чемпионатах Европы и мира. И, мало того, что участвовали, мы, по-моему, в 2008 году на чемпионате Европы заняли первое, второе, четвертое, пятое, шестое и седьмое место. На чемпионате мира в шестерке было два-три российских яхтсмена.

И было реальное возрождение класса. Сначала Дракон, потом родилась идея у Саши Ежкова создать национальный класс. Потому что класс Дракон, он был всем хорош, но он был очень дорогой. То есть производства в России не было. В Англии — либо из красного дерева, либо пластик, но он был очень дорогой.

То есть для обычного человека его купить очень было непросто. Поэтому родилась идея сделать лодку, которая была легкой, дешевой. Которую можно было легко перевозить, подцепив ее к любому автомобилю. Которая была бы проста в управлении и на которой можно было бы гоняться как профессионалам, так и любителям. Чтобы можно было всей семьей погоняться: папа, мама и ребенок. Вот, он собрал энтузиастов, они сами эту лодку придумали, нарисовали. Потом долго, долго, долго искали, кто может производить лодки такие. В итоге нашли ребят не в Москве точно, в России. И с ними договорились, они начались лить эти лодки. То есть ставить технологию. Сейчас, наверное, лодок, я думаю, пятьдесят или сто.

А сколько они стоят?

Они стоят, сейчас не знаю, но они стоили порядка 15 000 долларов. А Дракон стоил, надо сказать, что он стоил сто тысяч фунтов. То есть это в десять раз дешевле. Сейчас у них большой флот и в Москве, и в Питере, и увлекли наших друзей – коллег из Белоруссии. И мы каждый год в первое воскресенье августа проводим какие-то соревнования в Минске.

А на что живут профессиональные яхтсмены?

Если посмотреть любую страну – Италия, Англия, Франция, то профессия профессионального яхтсмена – это уважаемая профессия. И они гоняются до 60 – 65 лет. Им платят зарплату, деньги за победу на чемпионатах.

Есть и команды, которые поддерживают бренды. Это Оракл, Мерседес, Ауди, Ролекс и так далее. А есть частные владельцы, которые команду поддерживают. У нас «Синергия», ее поддерживают Валя Завадников вместе с Леонидом Лебедевым. Они ее фактически создали и поддерживают. И это очень успешная команда.

Причем, что самое важное, через нее прошло,  может человек сорок ребят, которые пришли туда полными разгильдяями, а выходят оттуда очень профессиональными ребятами.

Владимир Николаевич, а как сегодня проходит Ваш день?

Я, когда работал в правительстве, каждый день вставал без пятнадцати шесть, а рабочий день заканчивался где-то в 23-24 или даже в 1 ночи. А сейчас, встаю в полседьмого, потому что младшего сына нужно отправлять в школу.

А день традиционно из 3 частей состоит. У меня какие-то встречи в офисе на Ветошном, переговоры и обсуждения. Дальше в Олимпийском комитете, где у нас офис сборных команд. И еще много встреч в течение дня, потому что нужно решать кучу проблем – это встречи и в Минспорте, и в Олимпийском комитете, и с попечителями.

У нас несколько проектов, которые мы двигаем. Нужно с людьми разговаривать, чтобы найти финансирование, чтобы получить синергию от интересов людей и компаний. Поэтому по 6-10 встреч в день.

А почему Вы выбрали наконец именно эту работу?

Я всю жизнь мечтал, соединить работу с любимым занятием, чтобы хобби была — работой.

Когда реально много лет работал на правительство, с одной стороны, это колоссальный опыт, знания и все остальное. С другой стороны, это работа на износ, и мне не хотелось оставаться в государственных структурах, потому что просто начинаешь уставать от этой темы через много лет.

Плюс это свобода. То есть, если ты на правительство работаешь, то ты себе не принадлежишь. Вообще! Никогда! Спишь с тремя телефонами, в отпуске – с тремя телефонами. На первый взгляд кому-то кажется, что это красиво, но это и колоссальная ответственность, постоянное колоссальное напряжение. И просто физически тяжело.

 Я всю жизнь ездил, смотря из окна своего автомобиля, и жутко завидовал людям, которые идут в джинсах, в какой-то майке. Летом, когда плюс двадцать пять-тридцать, ты в галстуке, в пиджаке, в костюме.Поэтому, у меня была мечта, что я могу, что хочу одевать, куда хочу ехать, ни у кого не нужно отпрашиваться. Поэтому чувство свободы – это, конечно, такая вещь, которую сложно оценить, но кто ее понимает, знает что это самое важное. Когда ты можешь делать то, что тебе нравится, и заниматься тем делом, которое тебе нравится. И встречаться с теми людьми, которые тебе нравятся. И создавать себе какие-то проекты, которые ты хочешь создать, и в которых не нужно ни перед кем отчитываться, кроме как перед самим собой. Поэтому, реально, я этого хотел.

Просто получилось так, что когда я решил уходить и стал эту тему обсуждать с Сергеем Семеновичем Собяниным, я еще не решил, куда пойти мне. Просто нужно было поменять свой образ жизни и занятие.

И тогда как раз Артем Кузнецов, который у нас председатель попечительского совета Федерации, и Саша Ежков, мы как-то встречались в Пирогово,  говорят: «Мы хотим тебе сделать предложение. А не хочешь ли ты Федерацию возглавить?» И я, почти не задумываясь, сказал: «Я готов. Ну, если вы будете поддерживать меня». И после этого созрело решение, что нужно уходить и заниматься тем, о чем ты мечтал.

А есть ли в работе-мечты что-то сложное?

Конечно, две основные проблемы – это деньги и люди. Они всегда такие.

Исторически сложилось так, что, парусный спорт не является приоритетным в Российской Федерации. По той причине, что есть национальные виды спорта, как футбол, хоккей, баскетбол. Плюс мы не основная страна и, плюс, у нас лето не круглый год, и так далее. Это с одной стороны.

Но у нас были очень хорошие традиции. То есть у нас была очень сильная школа, было много очень известных, легендарных яхтсменов. Реально хорошие были тренера. Но они во времена Советского Союза. С тех пор, фактически, система не развивалась, а жили на том, что было. И, рано или поздно, все тренера, которые были, ушли на пенсию.

Плюс перестройка и приватизация уничтожила, фактически, инфраструктуру. То есть с нуля нужно все создавать. Поэтому проблема кадров реально очень большая, если говорить о тренерах. И много проблем в Олимпийской сборной, потому что много лет там царствовал принцип, как я называю его, спортивного туризма.

Когда люди просто ездили на соревнования, получали удовольствие. Мы были двадцатыми, тридцатыми, сороковыми. И эту психологию очень сложно поменять, потому что чтобы стать чемпионом мира, нужно пахать как папа Карло, круглый год. А люди уже привыкли к спокойному режиму.

Плюс еще, конечно, не хватает денег, не хватает мат.части, большие проблемы с логистикой. Живем по пословице – “мы делаем вид, что мы финансируем, а они делают вид, что работают”. Поэтому очень сложно ломать психологию. Минспорт финансирует нас на 15-20 % от потребности. И я даже не могу упрек давать Минспорту, потому что очень дорогой вид спорта с финансовой точки зрения.

Потому что если пловец летит на соревнования, положив плавки в чемодан, то мне нужно везти лодку! Или десять лодок. А перевозка не дешевая. Куча проблем логистических. И при этом мы много лет уже не можем получить ни одной медали.  Поэтому у Минспорта совершенно справедливая, я считаю, позиция. Они говорят: «Будут медали, тогда и получите». А я не могу ответить: «Дайте деньги и будут…»))) Потому что не все решают деньги. В первую очередь – это люди.

Но я абсолютно понимаю их позицию, потому что если взять историю наших легендарных… Того же Манкина, трехкратного Олимпийского чемпиона. Там тоже не было никаких условий, не было никаких денег. Но он мог добиться, потому что выходил в шесть утра на тренировку в Севастополе и до десяти вечера тренировался. Поэтому это еще внутреннее состояние.

Поэтому мы формируем новую молодую команду.

А сколько ребят вот в этой программе сейчас задействовано?

Порядка 50 человек в этой программе участвуют. Мы в том году провели два матча, две встречи в Италии, на озере Гарда. Молодежные команды России, Италии и Франции участвовали. Это было очень круто, потому что, во-первых, Гарда – это Мекка парусного спорта.

Там потрясающие условия, потому что там постоянный ветер. Плюс, итальянская сборная и французская – одни из сильнейших в мире. А мы вывезли наших ребят, из них, наверно, 80% первый раз выехали за рубеж.

Они от того, что там увидели были  просто на седьмом небе от счастья.

Да, ну и плюс чисто человеческие отношения выстраиваются, дружеские. Они уже не боятся, они могут посоветоваться, поговорить с ребятами из других стран. То есть, это очень правильная, хорошая, красивая история.

И последний, важный самый вопрос для проекта, что бы Вы посоветовали тем людям, которые еще не нашли, но хотят найти это. Как искать свое место?

В прошлом году мы проводили чемпионат России в Тольятти. И в один день был очень сильный ветер и гонки были отменены. И там проходил чемпионат России по автогонкам, финал чемпионата России по автогонкам.

И мы приехали в этот лагерь, где все эти автогонки, и встретились с парнем, который все это дело организует. Ну, и разговорились. Он говорит, что это был убыточный цех спортивных автомобилей АвтоВАЗа, а он с детства помешан на автомобилях.

И он пришел к руководству, Игорь Комаров тогда был руководителем АвтоВАЗа, и говорит: «Я хочу сделать из этого цеха спортивную команду, хочу сделать спортивную модель АвтоВАЗа и устраивать чемпионаты». Ну, Игорь, как человек очень современный, понял аргументы все, потому что это промоушен, хороший маркетинг, хорошая реклама.

И плюс из убыточной истории можно сделать прибыль. Вот, он это раскручивал несколько лет – сейчас это очень успешный бизнес-проект. Я его спрашиваю: «Вообще, как ты к этой идее пришел»? Он говорит: «У меня всегда была идея найти работу, чтобы моя работа была высокооплачиваемым хобби». Он говорит: «Это мечта была жизни, и я эту мечту нашел. Я занимаюсь любимым делом и еще получаю за это деньги».

Я: «Ок, скажи, а если бы не было таких денег, ты бы занимался?». Он говорит: «Все равно бы занимался. Потому что это главнее всего. Потому что если ты работаешь на работе, которая тебе не нравится, но ты получаешь много денег, ты через много–много лет, когда ты уйдешь на пенсию, скажешь себе – а зачем я жил вообще?»

Когда философские вопросы возникают: «А зачем?» Когда ты пришел на работу с ненавистью и уходил с облегчением.

Поэтому, мне кажется, если человек пробует и что-то ему понравилось, и он понимает, что это его. И если много-много-много трудиться, то в итоге, помимо удовольствия и наслаждения, и позитива внутреннего, и какой-то гармонии внутренней мира, ты потом все равно добьешься успеха, и ты будешь получать и деньги, в том числе.

Занимаясь нелюбимой работой, ты никогда не добьешься, то есть ты не заработаешь. Ну, либо заработаешь, но это будет проблема. Большие деньги – большие проблемы. Поэтому каждый должен искать то, что ему нравится. И стараться. Потому что синергия внутреннего желания и возможностей, она дает гораздо больший эффект, чем работа над темой, которая тебе не в удовольствие.